— Нет, мы один раз только.

Георгий Петрович прищурился.

— А вот врать — нехорошо. Ты знаешь, что любой генерал враньё за версту чует?

Тимка покраснел. А Митька, наоборот, заинтересовался:

— А верста — это сколько километров, товарищ генерал-майор?

Георгий Петрович легонько пристукнул ладонью по столу.

— Ну, вот что! За информацию — спасибо. Но в Вязник больше не ходить. Делать вам там нечего. И не вздумайте искать оружие или патроны! Там будут работать сапёры, не смейте им мешать. Ясно?

— Ясно, — вздохнул Тимка.

— Ну, вот и хорошо.

Я налил ребятам чая, придвинул поближе конфеты.

— Угощайтесь!

Когда мы вышли на улицу, я спросил ребят:

— Можете помочь?

— А что случилось, дядя Андрей?

— У бабы Тани Остроуховой Найда щенков родила. Побегайте по деревне, поспрашивайте — может, кому-нибудь нужны.

— Хорошо, мы спросим!

В сумерках мы с Георгием Петровичем сидели на крыльце. Генерал, тщательно расчёсанный, раскрасневшийся после бани, прихлёбывал горячий чай.

Над кружкой звенели комары, привлечённые теплом. Георгий Петрович отгонял их взмахами свободной руки и рассказывал:

— У них там настоящий склад был, Андрей Иваныч. Сапёры одних автоматов насчитали больше пятидесяти экземпляров. Гранаты, ящики с патронами, немецкое обмундирование. Многое уничтожило взрывом, но наши эксперты разберутся.

Отчаянный комар с лёту нырнул в чашку, затрепетал прозрачными крыльями и замер мокрой съёженной букашкой. Георгий Петрович выловил его пальцами.

— Есть у меня подозрение, что это знакомая группа. В прошлом году мы их чуть не прихватили на сбыте. А теперь, похоже, и второй конец ниточки нашёлся.

— Ушли они? — спросил я, хотя и так всё было ясно.

— Ушли. Их на дороге машина ждала. По следам — легковая. Точнее эксперты сказать не могут.

Георгий Петрович сделал ещё глоток чая и достал папиросу.

— Ничего, поймаем! — сказал он, чиркнув спичкой.

Запахло ароматным табачным дымом.

— Поймаете, — согласился я. — Георгий Петрович! Вы ложитесь на кровать — я там свежее бельё постелил. А я на раскладушке.

— Спасибо, Андрей Иваныч!

Я помолчал и спросил:

— Георгий Петрович, у вас врачи знакомые есть? Онкологи?

— А что у тебя случилось, Андрей Иваныч? Есть подозрения?

— Мне бы отца хорошему специалисту показать. Тревожусь я за него.

— Хм...

Георгий Петрович простецким жестом почесал затылок.

— Попробую поговорить кое с кем...

Георгий Петрович и Рустам уехали на следующий день после полудня. Милиция и солдаты прочесали все окрестности, но время было упущено — бандиты успели скрыться. Что дал осмотр взорванного схрона, я не знал. Кто будет делиться такой информацией с егерем?

Перед отъездом Георгий Петрович снова собрал нас троих: Павла, Фёдора Игнатьевича и меня. Генерал попросил ещё раз подробно рассказать ему о нашем походе в Вязник.

Павел чувствовал себя намного лучше, чем вчера. Но никаких новых деталей мы не вспомнили.

После разговора сели обедать. Участковый и председатель остались с нами.

— Паша, — вспомнил я, — Помнишь ружьё, которое мы конфисковали у старика Худоярова? Отец звонил, сказал, что договорился с мастером, он посмотрит. Надо ружьё к нему отвезти. Ты сможешь?

— Не знаю, Андрюха. Начальство рвёт и мечет. Столько дел навалили — я до зимы не разгребу. Делай, говорят, упор на профилактику! Почему у тебя на участке пацаны без пригляда по лесам шастают и гранаты в деревню тащат?

Георгий Петрович незаметно усмехнулся.

— А что там за история с конфискованным ружьём? — спросил он.

— Пришлось конфисковать ружьё у одного пожилого человека. А оно — память о сыне. Сын на фронте погиб у него.

Генерал помрачнел.

— Ребята, как же так? — тихо и спокойно спросил он. — Неужели нельзя было сделать исключение?

Фёдор Игнатьевич тоже разочарованно покачал головой.

— Георгий Петрович, так он стрелял из этого ружья! Там несчастный случай запросто мог произойти. Вот мы и решили найти мастера. Подремонтировать, что можно, залить патронники свинцом и вернуть ружьё владельцу. Пусть хранит на память!

— А по-настоящему починить? — поинтересовался Георгий Петрович.

Павел растерянно взглянул на меня.

— Вряд ли это возможно, — примирительно сказал я. — Но я не мастер — точно судить не могу.

— Вот что, друзья, — решил генерал. — Ружьё я заберу. Покажу одному знающему человеку. А вы пока хозяина успокойте — он же переживает.

Проводив гостей, я без сил плюхнулся на завалинку. За последние сутки мне ни минуты не удалось побыть наедине с собой. Вот тебе и спокойная жизнь в тихой деревне!

Время летело, утекало, словно вода сквозь пальцы. Ежедневные хлопоты, заботы и происшествия затянули так, что времени подумать совсем не оставалось. А подумать было о чём.

Я до сих пор мало что мог вспомнить из прошлого Андрея. Иногда в памяти всплывали разрозненные картинки, но они почти сразу перебивались моими воспоминаниями из прошлой жизни. Получалась такая мешанина, в которой я никак не мог разобраться.

Но хуже всего было то, что многие знания вообще скрывались под чёрным пятном. Например, учёба.

Из документов я знал, что являюсь студентом лесотехнического института. Но не помнил ни предметов, ни преподавателей, ни сокурсников. Как я учился, что мне давалось легко, с чем возникали трудности?

А между тем, приближалась осень. Не успею оглянуться — как придётся заканчивать с практикой и возвращаться к учёбе. Как я войду в аудиторию?

Оставался один-единственный шанс. Поехать в Ленинград и прийти в здание института. Может быть, его стены помогут мне вспомнить хоть что-то. Кроме того, я хотел правдами и неправдами выпросить в библиотеке учебники по основным предметам.

Если необходимые знания были в моём мозгу — видимо, им нужен был толчок, чтобы проявиться. Если же это не поможет — придётся упирать на амнезию.

— Добрый вечер, Андрей Иванович! Уехали ваши гости?

Возле калитки стоял Алексей Дмитриевич Воронцов.

— Да, Алексей Дмитриевич, уехали. К сожалению, почти ничего не нашли.

Алексей Дмитриевич махнул рукой.

— Не нужно ничего мне рассказывать! Меня не интересуют чужие тайны. Знаете, столько своих накапливается, за жизнь, что... Прошу прощения, что потревожил вас во время медитации.

Выдумает тоже — медитация!

— Да я просто отдыхал, — улыбнулся я. — Знаете, столько событий за последние сутки, что дух перевести некогда.

— Прекрасно понимаю вас, Андрей Иванович! И ещё раз прошу прощения за причастность моих учеников к вашим хлопотам. Может быть, мы можем сделать для вас что-то полезное?

Я немного подумал.

— Знаете, Алексей Дмитриевич — пожалуй, да. Не могут ли ваши ребята помочь мне изготовить дуплянки для птиц?

— А что это такое? — заинтересовался Алексей Дмитриевич.

— Приметно то же, что и скворечники, — объяснил я, — только выдолбленные из целого обрезка бревна. Такие домики получаются суше и теплей, птицы селятся в них гораздо охотнее, чем в скворечниках.

— Это же прекрасная идея, Андрей Иванович! — воодушевился Воронцов. — С вашей помощью я смогу занять ребят нужным и полезным делом. А ведь это чрезвычайно важно — чтобы человек понимал пользу своих усилий. Только у меня к вам будут две просьбы.

— Слушаю вас, Алексей Дмитриевич!

— Во-первых, не сочтите за труд сделать для меня чертёж этих дуплянок. Можно схематический набросок, от руки.

— Конечно!

— А во-вторых — возьмите нас с ребятами на установку этих домиков. Заодно и проведёте экскурсию по нашим лесам.

— Согласен, Алексей Дмитриевич.

— Но пока вам надо больше отдыхать, Андрей Иванович. Я правильно понял, что с медитацией вы не знакомы?